Преобладание политического аспекта в освещении истории украинского казачества обусловило игнорирование многих других вопросов, связанных с процессом его становления. Это, в частности, относится и к источникам формирования казацкого слоя, которые при всей важности проблемы еще не стали предметом специального исследования. Общая ссылка на то, что казаками становились выходцы из разных категорий и групп населения, не вносит особой ясности в ее решение. К тому же непосредственное влияние на это явление оказывали самые разные факторы, в том числе временные. Поэтому автор сообщения ставит своей задачей исследовать источники формирования казачества с учетом особенностей и специфики отдельных периодов эволюции общества в течение второй половины XV — первой половины XVII в.
К середине XVI ст. казаками на Украине называли людей, занимавшихся уходными промыслами (охотой, рыболовством) на южном порубежье и борьбой с татарами. При этом они заливались в пределах своей сословной принадлежности и не освобождались от связанных с ней обязанностей перед властями и отдельными магнатами. Кроме того, в Великом княжестве Литовском, в состав которого входили украинские земли, название «казак» касалось низшей прослойки татар, осажденных (поселенных) Витовтом в своем государстве в конце XIV в. Они принадлежали к отдельным подразделениям, которые действовали в составе литовского войска под руководством своих атаманов и в награду за эту службу получали небольшие земельные наделы. Единственное упоминание о предоставлении земли татарам близ Овруча в конце XV века жалованной грамотой Казимира Ягеллона натолкнула одного из исследователей этого периода в истории Литовского государства – М. Любавского – на мнение, что определенная их часть могла быть осаждена и на Киевщине. Кстати, об аналогичных явлениях при княжении Гедимина говорится в люстрации Каневского замка 1552 г. Однако на сегодняшний день нет свидетельств какого-либо отношения татар к генезису украинского казачества. В то же время, вполне вероятно, что деятельность литовских князей могла способствовать трансформации названия «казак» в Украину.
В актовых документах к середине XVI ст. сохранились лишь фрагментарные упоминания о казачестве. Однако и имеющиеся сведения дают основание для конкретных выводов по поводу источников его формирования. Уже в 1492 г. крымский хан Менгли-Гирей сообщал великому князю литовскому Александру о нападении отряда казаков из Киева и Черкасс на турецкую галеру, которое состоялось под Тягиней. В этом походе, безусловно, могли участвовать выходцы из других городов и городков Украины. Однако не следует забывать, что хан хорошо владел информацией о положении на приграничье с Литовско-Руським государством, поскольку сам неоднократно совершал грабительские набеги на его территорию. К тому же Менгли-Гирей был заинтересован в строгом наказании литовскими властями конкретных виновников казацкой экспедиции, чтобы предотвратить ее повторение.
Через украинские земли пролегали большие и малые пути, которые были, прежде всего, торговыми артериями восточноевропейского региона. Ими же пользовались и представители дипломатических служб, другие государственные чиновники. По сообщению крымского хана (1504 г.) великому московскому князю Ивану III, посольство последнего во главе с Иваном Субботой-Плещеевым близ днепровской переправы «из черкасского городка козаки потопили, все поймали, пеша остали». Руководил казацким отрядом черкасский «воеводка» Богдан, который вскоре разрушил турецкую крепость Очаков. Киевские и черкасские казаки были также причастны к стычке с татарами в низовьях Днепра зимой 1502—1503 гг.
Участие в казацких походах представителей местной администрации, в частности южноукраинских старост Предслава Лянцкоронского, Остафия Дашковича, Берната Претвича, Семена Пронского и других, толковалась историографией XVII-XVIII вв. почти однозначно: их провозглашали организаторами украинского казачества, первыми гетманами и т. п. На самом же деле, исполняя обязанности, согласно которым они должны были пристально охранять границу, старосты умалчивали факт своих совместных действий с казаками, потому что это угрожало немилостью великого князя или же уплатой за свой счет причиненного ущерба. На старост возлагались обязанности контролировать действия казаков — не допускать их сбора и самостоятельных походов против татар. В люстрации Кременецкой волости 1563 г. отмечалось: «Казаков, или людей неоседлых, прихожих, не содержать нигде в селах больше 3 дней, все село должно знать, когда какой казак придет или уйдет, поскольку от таких людей делается по селам много вреда; а если бы кто пустил в дом такого казака, человека неоседлого, не известив всему селу (властям. — В. III.) и держал его более трех дней, а отпустив, не объявил всему селу, и если бы от того случился кому-то вред, то любой хозяин должен будет возместить его и, кроме того, обязан заплатить три рубля согласно уставу земского».
Из-за отсутствия документальных показаний нелегко судить, насколько старостам удавалось выполнять полицейские функции. К тому же они и сами часто нарушали закон и, возглавив отряд слуг и казаков, совершали смелые рейды в южные степи вплоть до Черного моря. Безусловно, что деятельность Дмитрия Вишневецкого, который отказался от гражданской службы и полностью отдался казакованию, не была исключением в среде украинской шляхты. Его наследниками по казацкой стихии стали князь Ружинский, шляхтичи Станислав Копицкий, Иван Свирговский, Лукьян Чернинский, Яков Шах и многие другие.
К борьбе с татарами власти привлекали и местное население, особенно если необходимо было оборонять замок. Это закреплялось даже в законодательных актах. «Абы уси мещане и подданые наши часу навалное потребы и з иншими людьми нашими земскими войну служили, — отмечалось в 1 Литовском уставе, — або з дозволенья нашим на войну выправляли». Чрезвычайную актуальность приобретали такого рода мероприятия на южном порубежье. В привилегии, предоставленном городу Лисянке, отмечалось, что его жители «должны ставить палисаду и окружать себя стенами и башнями…, а каждый из мещан должен запастись ружьем добрым, двумя фунтами пороха и копной пуль, каждый же, кто не запасется или нет захочет иметь у себя вышеупомянутые предметы, необходимые для постоянной обороны города, будет подлежать наказанию, назначенному нашим правительством». Аналогичное положение отмечали и люстраторы Каневского замка. «Повинни каневцы, так мещане, яко бояре, и подданые их, и церковные, и гости вси против людей неприятельских и в погоню за ними конно, збройно бывати з старостою и без него з слугами его». В произведении 70-х годов XVI в., принадлежащем польскому шляхтичу Мартину Броневскому, содержится упоминание о Брацлаве, «лежащий на границах Подолии, несмотря на свою маловажность и незначительность имеет крепостцу и более пятисот жителей, превосходных стрелков, которые приобрели немалую опытность и навык в легких и частых стычках со скифами (татарамы — В. Щ.)... Братиславцы (брацлавцы. — В. Щ.) содержат постоянно отряд войска для защиты от набегов перекопских, чжаковских, белоградских татар и валахов». Следовательно, не только военный слой, но и все население пограничных городов хорошо владело оружием, имело боевые навыки и могло участвовать в казаковании.
Интересно, что Мартын Броневский ничего не говорит о наличии представителей шляхты среди жителей Брацлава. Опасность со стороны татарских ордынцев мешала проникновению на юг Подолья и Киевщины привилегированного сословия. Даже немало старост оставляли в крепостях своих заместителей, а сами постоянно жили в собственных имениях Волыни, Северной Киевщине или Галиции. Не стимулировала татарская угроза и развитие традиционного земледелия. Соответственно терялся смысл ведения как крестьянского хозяйства, так и барского поместья. Не случайно даже в 70-х годах XVI ст. ревизоры отмечали, что вблизи Канева нет ни одного феодального поместья.
В то же время природные богатства южного края привлекали сюда людей не только из Украины, но и из соседней Беларуси. С весны до поздней осени ватаги казаков-уходников занимались в этой местности охотой, рыболовством, пчеловодством. Такие промыслы, как правило, не обходились без столкновений с татарскими чабанами, выпасавшими гурты скота на благодатных южноукраинских степях. В условиях постоянной угрозы нападения кочевников казаки были вынуждены производить военные навыки и соответствующую самоорганизацию. На зиму они, как правило, возвращались в собственные дома на волостях. При этом местные власти пытались взыскать с казаков налоги в виде добычи. Так, в уставной грамоте великого князя литовского Александра городу Киеву (1499 г.) отмечалось: «Которые козаки з верху Днепра и с наших сторон ходят водою на Низ до Черкас и далей и што там здобудуть, с того со всего воеводе десяток мають давати». Для пополнения казны за счет казакующих старосты со временем взяли уход под контроль и начали раздавать их тем, кто соглашался заплатить больший налог. Из заявления черкасских мещан (1552 г.) видно, что уходничеством, или казакованием, занимались жители Киева, Чернобыля, Мозыря, Петровцев, Быхова, Могилева.
Немало информации об источниках формирования украинского казачества содержится в корреспонденции правителей соседних государств, в частности турецкого султана и крымского хана. Так, в начале 40-х годов хан Сагиб-Гирей писал из Бахчисарая польскому королю Сигизмунду и: «Приходят козаки черкасские и каневские, стают на Днепре под нашими улусами и чинять шкоды нашим людям. Я к вам много посылал за тех Козаков, чтобы их усмирить, но ваша милость не изволил усмирить. Если хочешь иметь приязнь с нами, будь добр прислать к нам тех, что чинили шкоды, иначе не имей того за зло: я не хочу сломать приязни братской и присяги, но на те замки — Черкассы и Канев — пошлем нашу рать». Почти аналогичным по содержанию было письмо турецкого султана Сулеймана I к тому же королю (1546 г.). В нем отмечалось, что из «дальних замков, принадлежащих Польше: Переяслава — Яцко и Мануйло, из Черкасс — Карпо и Едрушко, из Брацлава, из Киева и многих других пограничных замков» в прошлом году казаки, возглавляемые Претвичем, Сангушком и Пронским получили, приступом Очаковскую крепость.
Итак, актовые материалы и нарративные источники убедительно свидетельствуют о происхождении казаков из украинских городов. Но это вовсе не означает, что казаковали мещане — ремесленники или торговые люди. Они как раз не всегда составляли больший процент населения, прежде всего пограничных городов, предназначенных для обороны края от ордынской агрессии. Например, в Черкассах (1552 г.) проживало 223 мещанина; бояр, панов и князей - 9 чел.; слуг городских - 25; пушкарей – 2; свита старосты - 66; драбив — 160; казаков – 250. Аналогичное соотношение было в то время и среди населения Брацлава и Винницы. Заметим также, что для того чтобы считаться полноправным гражданином, то есть находиться под защитой городского самоуправления, пользоваться привилегиями, которые давались горожанам, в частности, правом заниматься ремеслом, вести торговлю на городском рынке, необходимо было владеть определенным недвижимым имуществом, как минимум — собственным домом. Этим объясняется тот факт, что ревизоры фиксировали значительное количество бездомных, или «людей прихожих». На Волыни и Северной, Киевщине среди них преобладали крестьяне, которые пытались за городскими стенами обрести личную свободу и независимость.
Для южных краев характерным явлением было обитание в городах казаков. В Черкассах, например, люстраторы отметили, что «окромя осилых бояр и мешан бывают у них козаки прихожие». Наряду с боярами, слугами, мещане в Каневе, по их данным, также: проживали «люди прихожие, казаки неоселые». В противоположность мещанам казаки в большинстве своем не имели собственной оседлости. Они либо ходили в степь на промыслы, либо служили у состоятельных горожан. Разница, между этими двумя категориями казачества четко определялась в люстрации, где говорилось о повинностях: «Козаки, которые домов там в Черкассах не мають, и тые дають старосте колядки по шести ж грошей и сена косять ему на два дни на лете толоками за его стравою и за медом. А кторыи козаки, не отходячи у козацтво на поле, ани рекою у низ, служать в местах в наймех боярам або мещанам, тыи старосте колядки давати, ани сена косити не повинни». Обращает на себя внимание: наличие в Черкассах значительного числа представителей собственно военного служебного слоя: свита старосты, драбы, а также городские или замковые слуги.
Вместе с тем в большинстве городов и городков Украины жили и крестьяне. Нет оснований полностью исключать возможность их участия в казаковании, как и собственно сельских жителей, в первую очередь тех, кто находился на низшей социальной ступени. Безземельные или владельцы незначительных замельных участков — огородники, лачужники, кладовщики, подсоседки — не были тесно связаны с земледелием и имели возможность заниматься вспомогательными промыслами, в том числе и казакованием. Однако конкретных свидетельств о причастности крестьян к генезису казацкого слоя этого периода в документах не сохранилось.
Следовательно, выходцы из городов и городков составляли главный источник пополнения казачества к середине XVI в. Наряду с отдельными шайками казаков-уходников на татарские улусы ходили отряды, возглавляемые южноукраинскими старостами. В их состав входили бояре, слуги, драбы, ремесленный люд.
Со второй половины XVI ст. начинается новый этап формирования казачества. Он совпал с характерным для средневековых государств процессом углубления общественного разделения труда, что стимулировало товарно-денежный обмен. Втягиваясь в рыночные отношения, землевладельцы пытались увеличить производство товарной продукции путём ведения собственного хозяйства. Социально-экономические процессы оказывали непосредственное влияние и на идеологические устои всей системы общественной организации, в частности, способствовали переосмыслению господствующим классом своего места в ней.
Консолидация господствующих слоев Великого княжества Литовского сопровождалась ликвидацией различных степеней иерархии, существовавшей между ними и ревизией прав на шляхетство. В ходе реорганизации военного дела частное землевладение теряло свой прежний служебный характер. Основанием для признания шляхетских прав становилось не отбывание военных служб, а наличие документально подтвержденной собственности на землю. Если для магнатов, князей и земян это обстоятельство не создавало особых проблем, то перед боярами они предстали со всей остротой. Подавляющее большинство владело землей по обычному праву, поэтому лишь немногим удалось доказать свое «благородное» происхождение путем предъявления жалованных грамот на землевладение. Все остальные представители этого сословия переводились в разряд государственных крестьян.
Аналогичную политику проводили на украинских землях после Люблинской унии 1569 и польские власти. Уже в следующем году была организована люстрация Киевского воеводства. В ходе ее проведения ревизоры требовали от всех землевладельцев предъявления жалованных грамот на имения, поскольку, по их словам, «при украинских замках было много таких земян и шляхты, которые кроме земской службы всегда обязаны были выезжать при старосте против противника и другие услуги замка; теперь же они, опираясь на привилегию, предоставленную при унии (Люблинской. — В. Щ.), намерены сравняться со старинной шляхтой и служат с ней и не хотят отбывать обычные службы и заявляют вообще, что они свободные люди». Бояре Заушаны, например, показали ревизорам копию королевской грамоты – «выписку из киевских земских книг» – и потому были оставлены при шляхетских вольностях. За владение землей они должны вместе с другими шляхтичами Киевской земли нести земскую службу. Бояре Позняки никаких документов по требованию люстраторов не предъявили, а лишь «голословно сказали, что они освобождены от аналогичных служб в соответствии с королевской привилегией». Однако эти аргументы не учитывались, поскольку при большой опасности для киевского замка уже никого было «посылать для осмотра татарских путей, ни с кем отправлять письмо в другие ближайшие замки». Итак, южноукраинское боярство стояло перед проблемой поиска своего места в обществе. Из-за отсутствия условий занятия земледелием они пытались другими путями отстоять свой предыдущий статус. Их стремлению объективно способствовало введение казацкого реестра и привлечение правительством Речи Посполитой украинского населения к военной службы, прежде всего для борьбы против Швеции и Московского государства. Более подготовленными к этому делу, непременно, оказывались бояре и их слуги. Они и стали основой быстрого создания казачьих отрядов, превращавшихся в весомую силу польского коронного войска. Таким образом, боярские слои и слуги составляли новую волну в процессе формирования украинского казачества. Именно поэтому в документальных материалах южного порубежья конца XVI - начала XVII ст. о боярах встречаются уже лишь отдельные случайные упоминания. При этом обязательно подчеркивается их «нешляхетское» происхождение, принадлежность к «хлопству». На северной Киевщине и Волыни украинскому боярству под названием «окрестной шляхты» удавалось удержаться до Освободительной войны середины XVII в. Однако в источниках все чаще появляются такие определения его социального статуса, как, например, «козаки, званные боярами овруцкого староства».
Заметное влияние на формирование казацкого слоя оказали меры, предпринятые правительством Речи Посполитой для колонизации Поднепровья и Левобережья. Раздача земель в собственность с целью их заселения практиковалась еще и в литовские времена. Большие возможности для установления шляхетского господства на украинских землях вплоть до границы их с Московским государством открыла принятая варшавским сеймом конституция 1590 г. «Пространства пустых мест на приграничные за Белой Церковью, — отмечалось в этом документе, — не приносят никакой пользы, ни государственной, ни частной, необходимо извлечь из них пользу, чтобы они зря не пустовали. Поэтому по разрешению и полномочию от всех чинов сейма принимаем, что мы будем раздавать эти пустыни в частную собственность лицам шляхетского сословия за заслуги перед Речью Посполитой по воле и пониманию нашего».
Стремясь получить земельные владения, тысячи беспоместных и мелких шляхтичей из Волыни и Галиции приняли участие в колонизационном процессе. Среди прибывших на Поднепровье было немало и тех, кто главным своим занятием считал военное ремесло. Уже при Стефане Батории шляхта составляла верхушку казацкого реестра. Рост престижа казачества способствовал вовлечению в королевскую службу новых представителей привилегированного слоя как украинского, так и польского происхождения. Общая антитатарская борьба казачества и шляхты вызвала поддержку всего народа, а идея казацкого достоинства и победы все глубже проникала в общественное сознание. Киевский епископ (католический епископ) Иосиф Верещинский выступал против одобренных сеймом репрессий по поводу казачества, поскольку считал его состоянием, равным шляхте. Он предлагал даже основать в Запорожье рыцарскую школу для шляхетской молодежи. Его проект создания казацкого княжества за Днепром основывался, очевидно, на реальных фактах наличия значительного количества шляхты среди украинского казачества. Ведь шляхтичи не только возглавляли реестровцев, но составляли основную массу казацкой старшины. Тем более что в ее среде находилось немало людей польского происхождения, в том числе и искатели военных приключений, которые одобрительно откликнулись на призыв папы римского Клеменса VIII создать под эгидой Ватикану лигу европейских христианских государств для борьбы против турецкой агрессии. На это отпускались значительные денежные средства. Главную военную силу лиги должно составлять запорожское казачество.
Отсутствие детального описания регистрового войска конца XVI и начала XVIII ст. не позволяет основательно проанализировать его структуру и национальный состав. Вместе с тем известно, что дальнейшее развитие событий способствовало пополнению реестра представителями украинской шляхты, к которой, в частности, принадлежали Петр Сагайдачный, Олифер Голуб, Михаил Дорошенко, Марко Жмайло, Иван Сулима, Богдан Хмельницкий и другие.
Реализация конституции 1590 г. в Украине сопровождалась усилением феодального угнетения. Каждый прибывший сюда шляхтич получал право строить в своем имении замок для защиты от татар, привлекая к этому поселенцев из других районов. Нередко владельцы выделенных им правительством земель образовывали новые поселения за счет крестьян, захваченных у соседних феодалов. Актовые материалы конца XVI – первой половины XVII в. содержат множество свидетельств о шляхетских междоусобицах. В результате грабительских нападений на своих соседей шляхтичи становились владельцами новых поместий и подданных. Впоследствии они получали на них документальное подтверждение. В поисках новых источников доходов магнаты регистрировали свои владения в статусе города или городка. В таком случае в руки землевладельца переходило и право верховного суда над подданными, регулирование налогов и повинностей.
Чтобы привлечь на свои земли новых поселенцев, феодалы на первых порах устанавливали для них льготы – освобождали от любых повинностей на 5, 10, 15 и более лет. Однако, согласившись на такие условия, люди нередко до окончания срока «слобод» отходили на новые места жительства — в южные и юго-восточные районы. «Те же из упомянутого руського (украинского — В. Щ.) народа, — отмечал тогдашний польский писатель С. Грондский, — кто привычнее и ловчее держать оружие, а также не пожелал подчиниться данницкому ярму земских господ, вышли к отдаленным и к тому времени незаселённых мест и там присваивали себе свободное право и с тех пор учредили новые поселения. В отличие от других русинов, подчиненных земским панам, этих называют казаками». Значительная часть людей поселялась в «слободах», однако отказывалась признавать над собой власть старост, объявляя себя казаками. В последних крестьянство и городскую бедноту привлекало их право на владение землей, свобода от эксплуатации, прежде всего крепостного права. Поэтому переход в казачество ассоциировался у них с идеей свободного хозяйствования. Такие люди фигурируют в донесениях королевских комиссаров как «непослушные». Уже осенью 1593 г. Станислав Жолкевский писал из Подолья к канцлеру Яна Замойскому: «Господин староста брацлавский (Я. Струсь) очень смущен произволом и бунтами тех злых хлопов, внимательно нуждается в милости и спасении вашем, ибо из-за сопротивления и бунт тех холопов тяжело ему исполнять свои обязанности... Я советовал господину старосте, и со своей стороны буду следить за тем, чтобы как-то по-доброму привести их к послушанию, но если в дальнейшем с их стороны будет такое непослушание, прошу посоветовать, что в таком случае делать дальше. Я знаю, что они поклялись не допустить там жолнерских постоев, а, очевидно, и у крымского хана бывают их посланники. Такое непослушание у них и произвол, что уже не уважают совсем ни Бога, ни кого-либо другого».
О широких масштабах показачивания людей в Поднепровье свидетельствуют люстрации королевщины (государственных поместий) 1616 г. В Белой Церкви было «мещанских домов послушных 300», а казацких, не желающих быть послушными, — более 300, а в Трилесах казацких 30, Богуславе — соответственно 200 и 400, Каневе — 160 и 1346, Корсуне — 200 и 1300, Стеблевы — 100 и 400, Переяславе — 300 и 700, Яготине — 50 и 50, 0 и 0 25, Черкассах— 150 и 800, Боровице 50 и 100, Ирклиевые 20 и 300, Говтвы 30 и 700, Крапивные 30 и 60, Чигирине 50 и 500. Следовательно, во многих городах и городках казацкое население в несколько раз превосходило тех, кто отбывал феодальные повинности. На южном порубежье практически игнорировались феодально-крепостнические порядки, а пробы их внедрения завершались массовыми бегствами населения на Запорожье. В королевской инструкции на сейм 1615 г. отмечалось, в частности: «...Пошли к ним (запорожцам — В. Щ.) неоседлые, пошли осужденные, пошли беглецы, убежали, покинув поля, убежала челядь, так что мало кто и к плугу имеет людей на Подолье».
Интересные данные об источниках формирования казачества находим и в декларациях королевских комиссаров к регистровцам во время проведения Ольшанской комиссии 1617 г. Наряду с ограничением количества находившихся на государственной службе одной тысячой и угрозой применить смертную казнь для непослушных в этих документах предписывалось: «Ремесленников, купцов, трактирщиков, войтов, бурмистров, кафтанников, балакезов, резников, портных и других неприкаянных от себя отогнать и исключить из реестра, а также всех тех новоприбывших мещан, которые в течение последних двух лет, выйдя из правительственной юрисдикции, пристали к нашему войску чтобы уже больше казаками не назывались, и на будущее без воли короля и господина гетмана коронного таких в армию принимать не будем». Следовательно, даже среди реестровых находилось немало ремесленников, торговцев, бывших представителей городской администрации, непослушных - выходцев из мещанского сословия.
Однако и после Ольшанской комиссии казацкое движение не прекратилось. Напротив, имел место новый его подъем на Киевщине. Тогда появились десятки казачьих отрядов как в королевщинах, так и в панских имениях. Их возглавляли Топежный, Старинский, Шульжин, Мировицкий и др. В жалобе шляхтянки Гальшки Лозчиной в Житомирский городской суд от 25 августа 1618 г. речь идет о нападении на ее имение Рожев отряда Яроша Сумы. Здесь же отмечается, что среди казаков были выходцы из социальных низов — «людей люзних, свовольних,- драпезцов и лупезцов». В состав двухтысячного отряда Миска Фастовца входили «свовольные люди» (крестьяне и мещане — В. Щ.) из Котельной , Коростышева, Паволочи, Ходоркова, Брусилова, Фастова, Корнина, Лещина, многих других сел и городов Киевского воеводства.
Неоднократные попытки участников Хотинской войны 1621 г. добиться у правительства признания за ними казачьих прав завершились безрезультатно. Закономерным ответом на это стала волна показачень, о чем свидетельствуют результаты люстрации Киевского воеводства за 1622 г. В частности, на территории Каневского староства было немало деревень, «которыми владеют казаки»: Пекарская, Решетки, Биркозова, Вырганы, Чабановка, Костянец, Райтков, Поселок. На 25 деревень и хуторов Переяславского староства только 280 семей отбывали феодальные повинности, остальные же составляли казаки, «которые имеют земли и всякое имущество, от них нет никакого дохода и послушания, имеется же их свыше 1000». Подобную картину зафиксировали ревизоры и в Черкасском старостве. В целом ситуация, сложившаяся в Приднепровье, реально отражена в королевской инструкции по местным сеймикам, где предупреждалось, что «домашнее произвол одерживает верх и таким упорством, что и самим нам тяжела и с сильными соседями нас ругает, забыв совершенно веру и подданство, они создали себе отдельное государство. Наступают на жизнь и имущество невинных людей (господ — В.Щ.). Украина вся в их непослушании». О массовом показачивании украинского населения писал в 30-х годах XVII в. и французский инженер Гийом Левасер де Боплан, отметив, что среди Казаков находились «люди, опытные во всех вообще необходимых для жизни ремеслах: плотники для строительства жилищ и лодок, стельмахи, кузнецы, оружейники, кожевники, римари, сапожники, бондари, портные… Все умеют хорошо обрабатывать землю, сеять, жать, выпекать хлеб, готовить разные мясные блюда, варить пиво, мед, водку, делать брагу и т.д.». Итак, основным источником роста казацкого слоя становится крестьянство и мещанство. Это было обусловлено дальнейшим влиянием Запорожья на волости и развертыванием в Украине освободительного движения.
Таким образом, общественные процессы в значительной степени влияли на источники формирования украинского казачества. Сначала казаковали преимущественно выходцы из городов и городков, что связывалось с развитием уходничества и борьбой против татарской агрессии. Социально-экономические и политические изменения второй половины XVI ст. обусловили переход в казачество значительной части бывших бояр и слуг. Польская экспансия на Украину создавала благоприятные условия для пополнения его рядов представителями шляхты, как польского, так и украинского происхождения. В то же время усиление социального и национального угнетения вызвало показачение широких слоев крестьянства и мещанства.
В. О. Щербак (Киев)
Информация об оригинале с ссылками на исторические документы